Лиля Хедина: «Даже в случае апокалипсиса буду зубами цепляться за жизнь»

Лиля два года живет с мужем и сыном в Варшаве. Сколько себя помнит, хотела уехать из Беларуси. Два года жила в Москве, смотрела в сторону Европы и США. Но не хватало решимости и бюджета.

А за пару лет до 2020-го чётко ощутила, как дома «теплеет».

— Тогда ещё я работала в маркетинге, и, возвращаясь в Минск из командировок, замечала многое, что мне в нем нравилось. В 2018-м начала активно участвовать в различных общественных инициативах, заинтересовалась конкурсом социальных проектов Social Weekend. Меня захватила идея развивать ответственное и взаимопомогающее общество. Готовила свой проект. Было ощущение некоего подъёма и потепления.

А потом — 2020-й. Помню, еду в троллейбусе и читаю новость о закрытии социальных инициатив, в части которых я так или иначе участвовала. Ехала и плакала горько, как будто расстрельный список читала. Ощущение, что одномоментно разрушено то, что строилось обществом с десяток лет.

С тех пор и до момента отъезда у меня опустились руки. Я погрузилась в семейные дела, работу, учёбу, общение с друзьями. Наблюдала, как потихоньку разъезжается окружение. С ужасом читала знакомые имена в новостях об очередных задержаниях.

На что-то решаться было страшно: у нас ребёнок, две собаки, да и в новой профессии (с 2021-го я веду частную практику как психолог) всё шло очень хорошо.

Но однажды друг написал: «Всё это кажется важным и разумным, пока у тебя за спиной не защёлкнутся наручники». И я не смогла это развидеть.

Так мы начали процесс переезда. Тяжелее всего было эмоционально: решиться на погружение в незнакомую среду, в чужой город, с чужим языком. Но и тогда было понятно, что это чуть ли ни единственный путь не угаснуть внутри. 

В Беларуси было очень тревожно. Исчезло ощущение защищённости, лёгкости. Появился страх, ощущение себя «тварью дрожащей».

Помню, как выгуливала собак во дворе и с замиранием сердца боковым зрением следила за чёрным бусом, что весь вечер стоял под подъездом. Как мы вздрагивали от нежданных звонков в дверь, от незнакомых или скрытых номеров в телефоне. 

У тех, кто остался, вижу ровно тот же механизм, что спасал и мою психику в Беларуси — погружение в свой микромир. Оптимальная стратегия в безвыходной ситуации для сохранения психики.

Здесь хочется процитировать всемирно известного психотерапевта Виктора Франкла, который написал книгу про выживание в концлагере: «Первыми сломались те, кто верил, что скоро все закончится. Потом – те, кто не верил, что это когда-то закончится. Выжили те, кто сфокусировался на своих делах, без ожиданий того, что ещё может случиться». 

«В какой-то момент появилось чувство, что мы тонем»

— В эмиграции столкнулись со сложностями в адаптации нашего ребёнка. Ему всегда было сложно в детском коллективе. Но в Минске мы знали собственные возможности, могли защитить, отстоять свою позицию. Плюс было своё жильё, это безусловно даёт психологическое ощущение опоры и безопасности.

Когда проблемы в саду начались здесь, в какой-то момент появилось чувство, что мы тонем. Но польская система оказалась направлена на помощь, а не наказание. И я понимаю, что ответственность за адаптацию сына мы делим вместе с представителями образовательной системы. 

— По вашему фейсбуку кажется, что вы легко и просто адаптировались в эмиграции...

— При переезде я настроила себя, что должна полюбить Варшаву. Мне нужно её полюбить. С этим настроением ехала на машине ночью с ребёнком и вещами через границу. С этим настроением гуляла по городу, изучая его.

«Это мой новый дом, мне нужно его полюбить», — повторяла, как мантру. Думаю, сработало комплексно: внутренняя настройка, совпадение с Варшавой по вайбу и мощная поддержка беларускай супольнасці.

Я тащила и до сих пор таскаю себя на любые мероприятия. Для ощущения безопасности и внутренней опоры важно видеть рядом своих людей. Это психологически мощный фактор, ведь мы по природе — стайные животные. Естественная для нас форма социальной организации — это община, племя. Без племени в дикой природе человек не выживет.

«Избегая негативного опыта мы лишаем себя любого опыта в целом»

— Примерно год назад меня накрыла ностальгия по Минску. С горечью и щемящим чувством в сердце вспоминала места, улицы, парки. Сильно скучаю по жёлтому свету фонарей. Но мне помогает то, что я и здесь вижу уют и красоту.

У каждого при стрессе свои защитные реакции, которые по большей части предусмотрены биологически: бей, беги или замри. На стрессе активируются механизмы сохранения энергии и минимизации негативного опыта.

Депрессия в эмиграции — зачастую результат именно таких процессов. Ты не уверен, что тебя примут, мало знакомой информации, нужно заново выстраивать процессы.

Но, избегая негативного опыта, мы лишаем себя любого опыта в целом. Кажется, что мы работаем в пользу безопасности (как отсутствия отвержения), а на самом деле, не вкладываем в потребность в причастности, а это тоже напрямую влияет на ощущение безопасности.

Нервная система хочет затратить как можно меньше, а получить как можно больше. Если человеку сказать: «Когда ты выйдешь к людям — гарантированно получишь сразу друзей, любовь всей жизни и три миллиона долларов» — он встанет и пойдёт. Но гарантий нет, а страх есть. И наша внутренняя нейросеть автоматически выдаёт ответ: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». 

Когда человек осознаёт этот автоматический механизм, ему проще вывести свой режим из автопилота в ручное, осознанное, управление.

При усилении симптомов важно вовремя дойти до психиатра. Правильно подобранная фармподдержка меняет качество жизни. 

«Можно сказать: «Моя страна меня вытолкнула, выбросила». А можно: «У меня был выбор — сесть или жить в безопасности»

— Философ Владимир Мацкевич, который недавно вышел на свободу, написал пост про то, что первое, чего он точно не хочет — это быть жертвой. Ни быть, ни казаться.

Так ли легко (и можно ли) перестать быть жертвой, если просто этого захотеть?

Владимир уточняет, что «мы вынужденно подвергаемся зомбированию нескольких поколений идеологов, внушающим детям и взрослым ментальные стереотипы и догмы жертв». От жертв революции, ВОВ, перестройки до кровавого режима Лукашенко.    

— Для меня «быть жертвой» — история про подчинение и зависимость. Можно сказать: «Моя страна меня вытолкнула, выбросила». А можно: «У меня был выбор: сесть или жить в безопасности, и я выбрал второе». Вот в чём принципиальное отличие позиции жертвы от позиции агента своей жизни.

Даже в тюрьме можно выбрать не ощущать себя жертвой, а принять свой выбор пойти на риск и встретиться-таки с плохим сценарием.

И всё же, подчинённая позиция — это в подавляющем большинстве случаев не выбор, а многолетняя привычка и стратегия выживания, которая начинается с детства и, увы, поддерживается в идеологии нынешнего режима. Кто-то более к этому устойчив психологически, у кого-то более мощный бэкграунд семьи, где с рождения давали выбор, чувство важности своих потребностей. Но если вас не научили в детстве кататься на велосипеде, это не значит, что вы на всю жизнь безвелосипедный.

Научиться можно. Но позиция агентности предполагает ответственность — за собственные чувства и решения.

Я как терапевт поддерживаю в клиентах ощущение управления собственной жизнью. Это во многом освобождает. И в текущих беларуских реалиях мы всё равно способны кое-чем да управлять. 

«Мне помогает принцип относиться к жизни как к постоянному эксперименту»

— Ваш профессиональный и жизненный принцип — «Жить смелее». Беларусам «жить смелее» лучше удавалось в Беларуси или в вынужденной эмиграции?

— Эмиграция многих изменила, в том числе изменила чувство веры в себя. Ведь очень легко жить смелее, когда у тебя за плечами родители с собственной квартирой, где всегда можно спрятаться, репутация, профессиональные достижения. И ты, такой смелый и целеустремлённый, веришь в себя и ощущаешь, что мир тебе покоряется.

В эмиграции порой ощущение, что почва уходит из-под ног, поскольку почти всё нужно отстраивать заново. 

Я много вращаюсь в околомузыкальных кругах, мой брат профессиональный музыкант (Иван Костяхин, бывший дирижёр НАБТ оперы и балета – С.). А это сфера, где ты зависишь от аудитории, доступности площадок, открытых для тебя «дверей».

Среднему айтишнику, который уехал от репрессий, продолжая работать в своей фирме онлайн, намного легче «жить смелее», чем тому же музыканту.

Нужно не забывать и про саму динамику личности. Ведь человек дома и человек в эмиграции — два разных человека. На «смелость жить» второго влияет намного больше факторов, чем просто сам факт эмиграции. 

Мне помогает принцип относиться к жизни как к постоянному эксперименту. Этот же вектор я применяю и в психотерапевтической работе.

«В Каннах я включила режим «что бы то ни было, я попаду домой»

— Вы считаете себя жизнерадостным человеком, постоянно находящимся в рефлексии и раздумьях. «А ещё трусишка, боюсь всего и очень — но делаю всё равно, из этого прорастает много чего стоящего».

Что помогает, когда страшно?

— Когда страшно, я задаю себе вопрос: «Готова ли я остаться там, где я есть сейчас?» Иногда изнутри приходит ответ: «Пока да (как с 2020 по 2023-й). Но чаще всего — нет, хочу изменений, движения.

Страх защищает то, что уже есть. Если хочется развития, ориентироваться на страх — это самосаботаж. Боимся, но делаем. Здесь цель работает, как маяк во время бури.

Моя цель — набирать как можно больше нового опыта и постоянно расти в ресурсах. Мне повезло: я люблю зарабатывать и тратить. И возможности, которые дают деньги — очень мощный стимул.
Однажды со мной произошел случай, который помог перестать ориентироваться на страх, начав действовать в режиме «вижу цель, не вижу препятствий». В 2014-м я была в Каннах на фестивале «Каннские львы», как молодой маркетолог представляла Беларусь и мою компанию. Праздник, растянутый на неделю, куча знакомств, впечатлений.

И вот в ночь перед возвращением домой у меня крадут сумку. А в ней — паспорт, телефон, деньги. На часах 4 утра, ночь с субботы на воскресенье. В 10 утра выезд в аэропорт Ниццы, оттуда вылет с пересадкой в Париже.

По правилам — нужно писать в посольство. Знаете, когда мне пришёл ответ? В среду! На тот момент я уже три дня как была в Минске :)

Тогда же я включила режим «что бы то ни было, я попаду домой». Мне помогло, что не было других вариантов: не было денег, чтобы оставаться в Каннах, даже карточки, чтобы получить перевод от близких. Только ноутбук, на котором я предусмотрительно сохранила сканы паспорта и визы. И ещё копия моего заявления в полицию Канн.

И на всех паспортных контролях меня пропустили. Отделалась предупреждением от пограничного контроля РБ за нарушение правил пересечения границы. 

Этот опыт стал поворотным в моём мышлении. Берём — и прём, разбираясь с проблемами по мере их поступления. А страх — ну ок, он есть. И что теперь — лечь и умереть? 

«Лиля, иди и будь психологом!» И я пошла!»

— Однажды вы решили вместо маркетолога стать психологом. Что для вас тогда оказалось самым сложным и был ли момент отчаяния?

— В какой-то момент я действительно попала впросак: в конце 2019-го ушла из компании, которую до сих пор вспоминаю с большой любовью и теплом (это Kufar), чтобы делать своё пространство для мероприятий с инклюзивной детской комнатой. Но сначала ковид, потом протесты — и всё пошло насмарку.

Я подрабатывала копирайтингом, параллельно заканчивая учёбу и тратя несоразмерное доходу количество времени и сил. Потом сдалась и пошла на первое же предложение о работе маркетологом в штате стабильной компании. Продержалась 8 месяцев, промучила себя и компанию и ушла с напутствием: «Лиля, иди и будь психологом!»

И я пошла! До сих пор благодарна моему тогдашнему руководителю за такое решение и напутствие.

Было ли страшно? Ну конечно. Психологов тьма тьмущая, а тут я, 15 лет была девочкой-маркетологом, а потом внезапно раз — и девочка-психолог. Такая тривиальная история, со стороны. Мне было стыдно заявлять о себе, но я опять же решила проигнорировать этот стыд.

Итог превзошёл все мои ожидания. В профессии сейчас чувствую себя максимально уверенно и, что самое главное, полезной и эффективной. 

Иногда думаю: что, если завтра по какой-то причине психотерапию закэнселят? Или я не смогу по каким-то законным основаниям работать в своей сфере?

У меня всегда есть план Б — такси. Обожаю водить машину. Да, доход не тот, придётся переехать в квартиру поменьше, подужаться. Но пока мне доступен новый опыт и мои люди рядом, всё имеет смысл.

«Скорее бы всё закончилось» — это просто симптом, как сопли при насморке»

— Что для вас Беларусь до 2020-го и нынешняя? Есть ли надежда (кроме как на себя) и на что?

— Беларусь до 2020 — расцветающее общество, где появляется опора на плечо рядом и ощущение, что мы можем сделать свой мир лучше, несмотря на бури вокруг.
Нынешняя — динамика внутрь, на сохранение, а не на развитие. Это неплохо, это просто факт, но для меня, как для личности, это губительно.

Я, увы, оптимист. «Увы», потому что гораздо легче оптимисту полагаться на надежду, чем пессимисту. А значит, моё видение для многих читателей будет нерелевантным.

Моя надежда базируется на трёх вещах.

Я очень много могу сама, для этого много работала и училась.

У меня есть мои люди, и они никогда меня не бросят в беде.

И третье — мир нацелен на добро и любовь (просто понимание инструментов для достижения у разных сообществ разное).

Я была в самых разных состояниях, в том числе пережила несколько депрессивных эпизодов, самый тяжёлый из которых длился два мучительных месяца, а затем в фазе средней тяжести ещё полгода. Я знаю, что это заканчивается.

«Дождь не может идти вечно» — с детства засела в голове цитата из «Ворона». Теперь я точно это знаю на собственном опыте.

Я поняла, что вышла из депрессии, когда осознала, что даже в случае апокалипсиса буду зубами цепляться за жизнь. Вот это моя настоящая личность, а любые мысли про «скорее бы всё закончилось» — это просто симптом, как сопли при насморке. 

«Даже если завтра придётся прятаться в бомбоубежищах — так или иначе, будем жить»

— Так ли вы представляли себе жизнь в эмиграции?  

— И да, и нет, причём как «нет, думала, будет хуже», так «нет, не думала, что будет так сложно». 

Пугали, что через год-два мощно накрывает. Меня коснулась лишь ностальгия, которая продлилась около месяца. И да, скучаю по подругам. Это то, что пошло лучше, чем ожидалось.

В своём прочном статусе в профессиональной деятельности я была уверена, и тут всё соответствует ожиданиям. Я быстро сняла и обустроила кабинет, у меня много онлайн-клиентов, всё как шло по стабильно нарастающей траектории, так и идёт. Планирую закончить в Польше магистратуру и получить международную аккредитацию как тренера и супервизора. 

Другая система государственной помощи детям подкинула как неприятного опыта (но он больше связан с незнанием языка и недостатком коммуникации) так и ощущения, что тебя подхватят, если что.

Моя направленность на контакт с людьми дала гораздо больший результат, чем я ожидала — и это мой мощный фундамент.
В целом, даже если завтра придётся прятаться в бомбоубежищах — так или иначе, будем жить. 

Почему-то вспомнилась древняя беларуская социальная реклама: «Жизнь останется на земле и после ядерного взрыва. Но радоваться ей будут более совершенные существа».

Я стремлюсь радоваться жизни, несмотря ни на что, даже когда это очень трудно.