Тихановский: «Они мне сказали: «Сначала Колесникова пойдет, потом Бабарико, а затем только ты»

Сергей Тихановский на свободе лишь 12 дней, но уже активно участвует в политической жизни Беларуси. Несмотря на пять лет заключения, одиночную камеру, ШИЗО, режим инкоммуникадо и проблемы со здоровьем, он полон энергии и оптимизма. Экс-политзаключенный делает громкие заявления и, похоже, искренне верит в то, что «стены рухнут» в ближайшее время.

До этого момента Тихановский тет-а-тет общался только с иностранными медиа — как объясняли в его окружении, пользовался моментом, чтобы привлечь внимание к проблемам Беларуси на Западе. Это — первое большое интервью политика для беларуского СМИ.

В разговоре с «Зеркалом» Сергей Тихановский делает очередные резкие заявления, объясняет, откуда в нем такая уверенность в скорых переменах, почему силовики отвернутся от Лукашенко, рассказывает, зачем ему 200 000 евро, и утверждает, что не планирует баллотироваться в президенты.

«Вера у многих ослабла. Я, конечно, в тюрьме сидел пять лет, но у меня ни капельки ничего не пошатнулось»

— Вы успели уже погрузиться в беларускую повестку? Почитали пропущенные новости?

— Вообще поверхностно. Я даже канал «Страна для жизни» посмотреть не успел. Несколько последних роликов видел, что ребята делали. Хотел с самого начала все рассмотреть. Но абсолютно нет на это времени, возможности.

Даже не знаю, как можно такой объем информации за пять лет почерпнуть и ознакомиться со всем. Потому что постоянно встречи с врачами, какие-то обследования, поездки, встречи с дипломатами, политиками, журналистами, много интервью. А семья, а детям уделить какое-то время?

С супругой только в [прошлое] воскресенье толком смогли пообщаться в первый раз. Она то в Гааге, то еще где-то, то я куда-то еду. Вообще невозможно пересечься и нормально что-то обсудить. Я еще даже не знаю, что с ней происходило в 2020-м. Хотя, казалось бы, каждый день дома.

— Во вторник, 1 июля, вы записали видеообращение к беларусам. В нем говорите, что собираетесь нанести «мощный удар по лукашизму и его пропаганде» примерно через три недели. О чем идет речь?

— Я пока детали держу в секрете. Хочу сплотить Беларусь — беларусов за границей с беларусами в стране. Пробить дыру в этой пропаганде Лукашенко, объединить наши беларуские СМИ и блогеров, все демсилы и структуры гражданского общества для того, чтобы мы такие сильные, мощные удары наносили по этому режиму. И в конце концов сломали.

Может, первый удар, может, второй или третий окажется результативным. Но какой-то из них окажется. Я верю.

Но без поддержки беларусов это невозможно. Я вышел без средств, без команды. У меня никого нет, поэтому и разместил это видео. Прошу помощи у всех. Ролик вышел в 6.00, а в 8.00 уже было 25 заявок [на вступление в команду]. Люди могут и хотят помочь.

Сейчас, когда они обрадовались, пошел такой эмоциональный подъем, связанный с моим освобождением, с моими поездками, нашими личными контактами, я постараюсь вдохновлять их и дальше, получать от них вдохновение, доверие, веру, аккумулировать это все для мощных ударов и ломать пропаганду. Не шатать.

Шатать режим мы можем долго. Его нужно сломать. И я его сломаю с помощью беларусов — один человек ничего не может сделать. Я могу где-то быть рупором, просто голосом, но делать это должны все вместе.

Сейчас я видел на митингах людей уже уставших. Вера у многих ослабла. Я, конечно, в тюрьме сидел пять лет, но у меня ни капельки ничего не пошатнулось. Ни капельки. Как верил, что мы можем [сменить власть], так и продолжил. Если бы меня превентивно не посадили в тюрьму, я бы все это время боролся. Не уехал бы, и в Испании не купил бы домик себе и не загорал бы на пляже. Я бы боролся.

И таких людей, которые боролись и борются сейчас, я видел на митингах и в Вильнюсе, и в Варшаве. Особенно правозащитники, вольный хор, организации политзаключенных (я не знаю, к сожалению, всех названий, еще не могу запомнить). Есть люди, которые горят так же, как я. И мое освобождение их еще больше вдохновляет.

Я думаю, что зарядим энергией, зарядимся от них и, объединившись, нанесем этот удар. Один, второй, третий — сколько надо будет. Надо будет пять, пять нанесем и — сломаем.

— Вы озвучили сумму, которая вам нужна «для первого удара». Это 200 000 евро. Для чего?

— Думаю, что больше понадобится. Вот именно для этих целей — объединить беларусов, воодушевить и пробить пропаганду Лукашенко. Чтобы люди в стране поняли: здесь не 50 тысяч беларусов, которые уже отчаялись и «раскаялись», здесь очень много беларусов, которые хотят домой, хотят жить в демократической Беларуси. Там же совершенно другую информацию подают.

Вы потом поймете, куда эти деньги пойдут, для чего они, и увидите результат. Он будет масштабный. Нельзя будет отрицать, что мы мирно хотим перемен, нельзя будет говорить, что мы тут уговариваем взять штыки и броситься куда-то на границу. Нет.

Но, как уже говорил в одном интервью, если мы используем все методы и уже ничего нельзя будет сделать, если не захотят слышать наши голоса, то им придется слушать приклады наших винтовок. Однако у меня столько идей, мирных, демократических, каждая из которых может сломать этот режим.

Поэтому я не думаю, что мы когда-то дойдем до вооруженных столкновений. Этого не вижу вообще в перспективе. Боле того, вижу решение вопроса не в годах. Я не собираюсь годами тут бороться. Я вижу это решение в месяцах.

— Почему вы считаете, что у вас получится «нанести удар режиму», да еще так скоро? Ведь пять лет здесь уже находятся люди, которые тоже пытаются это сделать, но у них пока не выходит.

— Ну, возможно, время пришло. Вот цветы, например, как растут? Сначала рассада, потом распускаются красивые бутоны. Образно, это метафора. Неужели эти люди не верят, что когда-нибудь рухнет этот режим? Почему не сейчас?

У меня сильнейшая интуиция. Я знал, что выйду из этой тюрьмы, и знал, что до девятого августа [2025-го]. У меня девятого августа заканчивается тюремный срок. Мне приснился два раза сон, что меня освобождают именно из этой тюрьмы.

К моей камере прилетали какие-то птицы постоянно. Когда какие-то пытки — ворона прилетала, кричала на меня. Перед этим меня посадили всего на десять суток — маленькая птичка прилетела и почирикала. Мне какие-то постоянно знаки идут, знаете, на интуитивном уровне. Наш мозг же так устроен, он ищет взаимосвязи. И, конечно, иногда какие-то могут быть вещи, что вам просто кажется.

Но интуитивно и как христианин я же верю. А если ты веришь, то не сомневаешься.

Так вот я верю, знаю, чувствую, что перемены будут. Просто не все видят, что это, может быть, будет раньше, чем они думают. А я уверен, будет раньше.

«Я человек, который против насилия. Не дрался, никогда в жизни не держал оружие в руках»

— Из ваших слов складывается ощущение, что Сергей Тихановский запустит свое медиа.

— Я не собираюсь конкурировать с медиа. Я не хочу продвигать ни свой канал, ни себя лично. У меня есть цель — сломать этот режим. И я хочу, чтобы мы объединились в этом сейчас.

Ведь Лукашенко подставил силовиков очень сильно, выпустив меня. Там же есть очень много недовольных. Он же убедил их сначала, что это я все организовал, хотел убивать кого-то. Я? Человек, который против насилия. Я не дрался, никогда в жизни не держал оружия в руках. Мне приписали, что у меня и автомат какой-то был. А я огнестрельного оружия не держал никогда в руках. Ничьего — ни своего, ни чужого. Не стрелял.

И вот Лукашенко убедил их. А потом он выпускает Тихановского — и силовики думают: «Подожди, если он это все сделал, как же ты его выпускаешь? То есть ты нас подставляешь».

А ведь он их заставлял меня мучить. Все эти их действия запротоколированы, записаны их аудио выступления на судах, лжесвидетельство — там все есть. Надо подробно разобрать с юристами сканы документов, чтобы увидели люди, которые хотят понять. Обвинения — 119 страниц, приговор есть. А где доказательства? Хоть одно? А его просто нет?

Более того, они связали все уголовные дела 2020 года по насилию в отношении милиции, якобы я их общий организатор. 167 уголовных дел. Ни в одном из них (некоторые их части были к моему делу приобщены) нет даже моей фамилии. Люди меня не знали, то есть я с ними не контактировал. А они [следствие]: это якобы все связано.

Силовики нам приплетали в уголовном деле, якобы я с Виктором Бабарико и Николаем Статкевичем заодно действовал, у нас группа. И еще с Валерием Цепкало, которого я не знал и никогда не видел. Они просто всех блогеров, оппозицию, политиков в один костер сваливали.

Ответственным за это был полковник Агафонов из Следственного комитета (речь о на тот момент замначальнике главного следственного управления СК Александре Агафонове, который комментировал дело Тихановского в 2020-м, сейчас он начальник этого же управления. — Прим. ред.). Он все объединял в одно, словно в кастрюлю такую. А потом вынимал порциями, что кому.

А кто же тогда организатор? Так это Тихановский со Статкевичем. Вот это они. А под них — и еще дела.

Кстати, помните 33 вагнеровца? Так они возбудили дело, что это я со Статкевичем привез их в Беларусь.

Агафонов написал: организовали, есть доказательства. И вот в следственную группу добавляется еще 200 человек майоров, полковников, генералов. И пошло-поехало. Пока бы они работали как нужно, вагнеровцы бы полгода минимум просидели или даже год.

Но потом они (Лукашенко и Путин. — Прим. ред.) замирились. Лукашенко говорит: не, нормально все — и дела нет. Он говорит, не следствие, представляете.

И там много таких случаев. Много у кого в делах нет доказательств. Не только в моем кейсе.

Когда это увидят силовики (они же все юристы) и поймут, кому они там служили, их система тоже начнет шататься. Есть вещи, которые начнут раскалывать их изнутри. То что мы и должны были сделать, и то, что должно было произойти, но из-за угрозы российской оккупации где-то многие побоялись.

— Вы в этом уверены?

— Я уверен.

— Силовики уже пять лет осуществляют репрессии. Почему вы считаете, что ваша информация заставит их колебаться?

— А зачем Лукашенко выпускать Тихановского? Какой они должны себе ответ взять на вооружение? Почему он выпускает? А может, он договаривается о своей личной безопасности, о своих деньгах? И о безопасности своей семьи. Он скоро умрет. А у него родственников вон сколько. У него трое детей, cколько у него внуков?

Вы помните, что с [Муаммаром] Каддафи было? Мы же много раз говорили: вот не делайте, не творите, все будет же, как с ним. Это не угроза, а предсказание. Мы же видим, что с диктатурами происходит. У людей накопилась такая злость, ненависть, и она оправдана. Потому что такое творили!

Даже Коля этот (речь о младшем сыне Александра Лукашенко Николае. — Прим. ред.), казалось бы, ни в чем не виноват. Но с оружием он бегал, с автоматом настоящим. И он уже на свои статьи наработал по его, лукашистскому, закону. Пусть по его законам отвечает.

Те же силовики боятся [моих заявлений]. Как христианин, я их уже всех простил. Но, конечно, преступления требуют расследования и наказания. И речь не обо всех силовиках.

Например, в моем случае, наверное, это 20, я так прикинул (ну, около того, может, 30, может, 15), которые совершали преступления. Да, им отдавали приказ. Однако есть закон: ты не должен преступные приказы выполнять.

«Если вы будете в нас стрелять, то будете получать в ответ. Никто не собирается здесь вторую щеку подставлять»

— Вы говорили, что силовики злы на Лукашенко. Считаете, что, если они узнают о вашем деле, еще больше разозлятся? И как эта злость может конвертироваться?

— Любое изменение ситуации внешней или внутренней — не сегодня-завтра раскол произойдет. Он там есть. Но есть и страх. Главное, чтобы люди получили информацию.

То, что я собираюсь через три недели сделать, — чтобы они поняли, что здесь беларусов много, беларусы едины и что мы хотим домой и будем добиваться этого, если они будут с нами договариваться. Мы-то ведь не преступники. Пусть увидят, что мы не преступники.

Но если вы будете в нас стрелять, то будете получать в ответ. Никто не собирается здесь вторую щеку подставлять. Пять лет мы уже подставляем вторую щеку. Ну сколько можно?!

— После освобождения на связь с вами выходили беларуские силовики, пытались подавать сигналы, что они на вашей стороне?

— Со мной — нет. Но с моими некоторыми знакомыми членам команды — да, выходили. И вот эта инсайдерская информация, то что я вам рассказал, — оттуда.

Но я могу сказать больше. Даже в тюрьме, где я находился, вертухаи, как их называют, не все с режимом. Например, я постоянно спрашивал у некоторых новости. Они мне рассказывали, хотя не должны были.

Или когда общался с ними, задавал вопрос: если начнется вооруженный конфликт и беларускую армию будут вводить на территорию Украины, то что вы? Они говорят: 60% бросит автомат и сбежит в деревню. Они все из деревень в основном. Простые ребята, верят, что все хорошо в стране, что все правильно делают. Не получают информацию, живут в этом пузыре.

И вот эти сотрудники отвечали: воевать не будем, 60% бросят оружие. Это их цифра.

Не все и Лукашенко поддерживают. Есть очень недовольные тем, что заставляют их на досрочное голосование ходить, а тех, кто не пошел или неправильно проголосовал, лишают работы. Они очень возмущены: это, говорят, неправильно.

Но сопереживают больше молодые. Они многие мне добавки втихаря давали. А которые постарше, то такие уже зачерствевшие сердцем работники тюрем. Чем больше звезд, тем они черствее.

У Солженицына (российский писатель-диссидент Александр Солженицын, прошедший ГУЛАГ. — Прим. ред.) есть такая фраза: чем беспрерывнее человек служит в органах, тем с большей вероятность он подлец. Соответственно, я уже для себя определил: майор и выше — там уже особо нечего разбираться. Подполковники, полковники — так точно.

А вот эти, которые до лейтенанта, там еще люди зеленые, они более человечные. Где-то могут тебе помочь в чем-то даже. Неважно, политзаключенный ты или просто заключенный. Человечность в них еще какая-то есть.

Выше это теряется. Потому что они уже выслуживаются и звезды за преступления свои получают. В начале моего дела шли следователи-капитаны, подполковники. Потом они стали уже полковниками, некоторые генералами. Например, начальник ГУБОПиКа (замминистра внутренних дел Николай Карпенков. — Прим. ред.), который санкционировал это все, был полковником, стал генералом.

— Почему буквально с первых дней на свободе вы начали политическую жизнь, делали заявления, а не подождали, не сели и изучили, что происходило все это время, не посмотрели настроения беларусов? Не поспешно ли ваше решение?

— Беларусы ждут от меня действий прямо сейчас, каких-то решений. У меня есть энергия и возможность вдохновить их. Если я увижу их помощь и поддержку, то мы это аккумулируем — и будет серьезный удар по режиму. Они же там ожидали, что я здесь развалю оппозицию. Вешали мне пропаганду в январе [2025-го].

Неоднократно ко мне приезжали — я делал вид, что верю. Такая некомпетентность спецслужб. Это они его [Лукашенко] убедили отпустить Тихановского.

Во-первых, из-за серьезных проблем со здоровьем. У меня такая там медицинская карта толстая. Я не знаю, что они писали в ней, никогда не показывали. Но видели, в каком я состоянии приходил [на встречи]. Они хотели меня сфотографировать и говорили, мол, куртку даже не расстегивай — такой страшный вид был. То, как я выгляжу сейчас, так они меня откормили уже.

Второй момент. Они рассчитывали, что я буду разламывать, раскалывать здесь оппозицию. Рассказывали, мол, [Павел] Латушко пьет, Светлана — то, Франак Вячорка — сё, Денис Кучинский — это (а я его не знал, даже на фотографии не видел). Мол, они там деньги воруют. А я говорю: читал, да, если все так, то это кошмар.

И убеждал их, что хочу отойти от политики, заниматься сельским хозяйством. Они поверили.

Неоднократно мы беседовали на эти темы. И они думают: ну, не представляет никакой опасности. Спрашивали, что я буду делать в первое время после освобождения. Говорю, три месяца будут только смотреть YouTube и разбираться, что там произошло, мол, не видел, что в 2020 году было.

Я их убедил. Вот так эмоционально, как с вами, разговаривал — они смеялись там, хохотали, эти из КГБ. А я смеялся потом, когда в камере был. Над ними, какие они лопухи.

Поэтому, когда вышел, понимал: они хотят, чтобы я молчал первое время. Думали, что я буду тихо сидеть и смотреть YouTube, восстанавливать здоровье. Я еще их убедил, что буду писать мемуары, полгода минимум.

Поэтому я делаю абсолютно наоборот. Поэтому у них там какая-то кошмарная реакция. Они говорят: да никто никого не выпустит, если Трамп скажет.

Но там никто ничего не решает у них, [Иван] Эйсмонт (председатель Белтелерадиокомпании. — Прим. ред.) ничего не решает. Только этот сумасшедший диктатор. Если ему надо будет, выпустит кого угодно. Даже Тихановского, понимаете. Он это и показал, что готов выпустить всех. Была названа моя фамилия — и вот я здесь.

«Что ж ты раньше не думал о моей семье, когда мою супругу выбрасывал из страны?»

— С вами уже кто-то из американской администрации связывался, спрашивали, как ваши дела?

— Дело в том, что при освобождении я общался и со спецпосланником [Дональда Трампа Китом Келлогом], который как раз к диктатору приезжал туда в кабинет. И с послом США. Конечно, мы немного общались, но на тот момент я в таком состоянии был… Их больше интересовало, что со мной происходило, как с беларуской стороны шел процесс.

Они мне сказали, что уже не первый год ведется диалог. Просили пока не рассказывать ни о контактах, ни о том, что происходит. Но работа ведется. Не для того, чтобы легитимизировать этот режим.

И Дональд Трамп, и предыдущая администрация [Джо] Байдена знают, что это нелегитимный режим, что это диктатура, захват власти абсолютно. Что человек недоговороспособный, они все это знают, но помогают нам освободить политзаключенных. Я один из них.

Бесконечно благодарен американской дипломатии Дональда Трампа за то, что на свободе. И все беларусы должны благодарить за то, что около 300 человек, в их числе и я, оказались на свободе. И мы сейчас можем внести свой вклад в борьбу.

— Правда ли, что американские дипломаты просили освобожденных политзаключенных какое-то время воздерживаться от резких заявлений?

— Да, я слышал тоже такую позицию. Мол, процесс-то идет давно уже, и наши вот эти какие-то резкие высказывания могут его остановить. Насколько старался, я вроде ничего такого острого не говорил. Но мое любое выступление как нож для этого режима. Остро я говорю или не остро, употребил я какое-то слово или нет.

И для силовиков, кстати, тоже [как нож]. Они не могут понять, чего он меня выпустил. Он же им не отчитывается. Говорит, что по гуманитарным соображениям, для воссоединения семьи. Что ж ты раньше не думал о моей семье, когда мою супругу выбрасывал из страны? Когда вы схватили ее в ЦИКе прямо. Человек жалобу принес — а ты ее за границу. И называешь ее беглой еще. Как язык поворачивается это делать?

— Вы говорили, что Лукашенко освободит всех политзаключенных. На чем ваша уверенность базируется? Это какие-то инсайды, заявления силовиков, которые к вам приходили?

— Прокурор рассказывал об этом, кагэбисты об этом рассказывали, сотрудники тюрьмы. Конечно, у них мало информации. Но вот эти ребята говорили, что принято решение всех политзаключенных освободить.

Это в прошлом году началось. 20 августа приезжал прокурор (к некоторым раньше, ко мне именно 20-го) и говорил, что уже хотят всех освобождать. Но два условия — забираешь свою семью — и за границу. Это сначала они предлагали всем политзаключенным, напиши только на помилование. Меня уговаривали. Я объяснил, почему это невозможно.

Потом такую же информацию я услышал от сотрудников КГБ, которые приехали уже непосредственно по освобождению в январе 2025-го.

Они мне сказали: «Сначала Колесникова пойдет, потом Бабарико, а затем только ты». И как бы это вопрос недель или месяцев. Не лет.

И бумажку они просили подписать со словами «Я не против, чтобы меня вывезли в Евросоюз». Она этим годом, то есть 2025-м, датирована была.

Говорили, Путин, мол, там поотпускал своих всех (может, это и неправда, я говорю, что они сами мне сказали) и принято решение, мол, чтобы у нас не было этого негативного бэкграунда. Мол, и мы хотим побыстрее отпустить. Но что они там взамен получили, не говорят.

— Есть люди, которые поверили в озвученные вами сроки освобождения политзаключенных. Если за обозначенное время этого не произойдет — не боитесь, что к вашим словам будут относиться со скепсисом?

— Я не обещал. Знаю, что Трамп это может сделать. Информацию, что еще можно сделать, чтобы [освободить политзаключенных и] не ослаблять санкций, я передал американским дипломатам. Со Светланой написал письмо Дональду Трампу, наше какое-то видение туда.

Европейским дипломатам, полякам об этом сказал: президенту [Польши Анджею] Дуде сказал лично, [министру иностранных дел Польши Радославу] Сикорскому. Я говорю это и другим политикам — есть инструменты и кроме Трампа.

Я же не утверждал, что это произойдет. А передаю то, что они мне сказали: в течение месяца этот вопрос должен решиться. Не решится, так не решится. Мы будем делать все, чтобы вышли люди как можно скорее и для того, чтобы прекратились репрессии. Потому что 14 выпустили (из них 13 политзаключенных. — Прим. ред.) — 11 новых. Ну что это такое?

А насчет договариваться [с Лукашенко]… С 1997 года санкции в Беларуси. То вводят, то снимают, ослабляют. А режим сажает — и выпускает, сажает — выпускает, торгует. Нельзя с ним договариваться. Он уже показал свою недоговороспособность. Это не демократический лидер, не избранный президент, а диктатор, захватившие власть, который делает все, чтобы удержать ее.

«Добиться честных демократических выборов, на которых ни я, ни Светлана не планируем участвовать»

— Геннадий Коршунов, экс-директор института социологии Академии наук Беларуси, в интервью «Зеркалу» говорил, что, согласно исследованиям, беларусы не видят возможности хоть как-то повлиять на ситуацию в стране.

У вас было пять лет за решеткой, а у беларуского общества — несколько волн репрессий, начало войны в Украине, переосмысление своего статуса и опыта, много выгорания, отсутствие ресурсов, понимание, что возможности что-то делать сжимаются. Как вы собираетесь преодолеть эти барьеры, апатию, разочарование?

— Перемены ведь будут происходить не только от беларусов, которые за границей, но и большей частью от беларусов внутри. Я собираюсь этот забор сломать и соединить эти два мира.

Хочу показать, что они на самом деле должны быть вместе, что [уехавшие беларусы] это не преступники. Ведь, как говорил Геббельс (Йозеф Геббельс — немецкий пропагандист, соратник Адольфа Гитлера. — Прим. ред.), ложь, произнесенная один раз, — это ложь, а 1000 раз — это правда.

Беларусы внутри страны уже думают, что, может, мы и преступники. Сомневаются. Когда они увидят наши кейсы, что там ничего нет, увидят документы [то изменят мнение]. Это один из инструментов. Я не говорю, что мы только этим все решим.

Да, беларусы за границей, возможно, сами ничего и не могут сделать. Но беларусы внутри страны должны тоже предпринимать определенные действия. И при сломе вот этой стены между нами, когда будет у нас коннект, вот тогда мы и сможем что-то сделать.

Я же там был. Разговаривал с этими силовиками каждый день на прогулках. В КГБ с ними разговаривал. Видел этих агентов, когда нас в 2020 году выводили на встречу с диктатором. Потухшие, лица в пол, словно облитые дерьмом. Они понимают, но сделать ничего не могут, потому что они служат, они военные, должны выполнять приказ.

Как только там будет этот слом… Там же никто его не поддерживал.

Из этих людей, на четырех этажах КГБ, которые стояли возле окон, на проходах все и смотрели, как нас заводят по очереди: Бабарико, меня — а потом и Лукашенко туда зашел. И вы поймите, это были люди, их было жалко, словно облитые помоями такие. Они бы что-то и сделали, но ничего не могут.

И думаете, у них пропало это чувство, они стали свято верить? Если человек уже это прошел, то он будет даже спать с отвращением. Вот они там сейчас спят с отвращением. Они просто выбрали между «кабы не было войны» и тем, что надо было сделать на самом деле.

— Если вдруг не получится «нанести удар по режиму», что будете делать?

— Я буду бороться в любом случае.

— Даже если останетесь один?

— Вы знаете, я же ведь и был один всегда. Только когда я подал документы, какая-то инициативная группа собралась. Я и даже не знаю кто, потому что меня тогда в ИВС посадили. Потом выпустили, я начал собирать подписи — и меня снова уже посадили в СИЗО. Получается, что я и не знал этих людей.

То есть я как блогер был одиночка. У меня был период, когда был видеооператор, который просто снимал. Ему за это 16 лет дали (речь о политзаключенном Артеме Сакове, который также был членом инициативной группы по выдвижению в президенты Светланы Тихановской. — Прим. ред.).

Я должен поехать отдыхать в Испанию или я должен бороться, чтобы он как можно скорее вышел на свободу? Пока все не выйдут. Будут мне помогать беларусы или нет. А я уже вижу, что помогают. С утра (разговор состоялся во второй половине дня 1 июля. — Прим. ред.) столько откликов из разных стран, городов на видео.

Мы должны сначала этих ребят освободить, прекратить репрессии, добиться того, чтобы поменялось законодательство. Реформа нужна, потому что мы все вне закона. Любой, кто не поддержит лукашизм, — уже вне закона. Так что это за законы такие?

Чтобы люди могли вернуться, кто хочет вернуться, и не опасаться за свою жизнь. И добиться там честных демократических выборов, на которых ни я, ни Светлана не планируем участвовать.

— То есть вы не будете баллотироваться, если будут честные выборы?

— Я спросил супругу, она говорит: «Тоже не хочу и не буду никогда». Ведь она пошла из-за меня. А я-то пошел показать, что это невозможно. Только для этого. Оказалось, даже зарегистрироваться невозможно. А ее зарегистрировали, потому что женщина «не может быть президентом» в нашей стране. Только поэтому.

Он решает, кого регистрировать. В такой системе невозможно ни победить, ни участвовать в каких-то выборах. И нельзя это назвать даже выборами. Это балаганчик, как Николай Статкевич всегда говорил.

— А за кого на них проголосуете?

— Лично я проголосовал бы за Николая Статкевича, если он будет участвовать. Ну, а если нет, то мы с ним обсуждали, что чуть что — проголосуем оба за Павла Северинца, если он будет баллотироваться.

— В других интервью вы говорили, что ни о чем не жалеете. А не упрекают ли вас дети в том, что им пришлось пережить?

— Пока не упрекали. Они понимают, что виноват злой дядя с усами. Столько зла причинил вашей семье. Вот какие мои были мотивы в 2020 году. Первое. Для себя — я сам же тоже человек, гражданин. Второе — для моих детей. Что я потом им скажу, когда они спросят, а что ты сделал, папа, что мы живем в такой стране? И третье — это беларусы.

Поэтому как могут дети меня упрекать, я же и для них это делал? Им просто нужно все объяснить.

Я, кстати, Виктора Дмитриевича [Бабарико] спросил (у нас было время, когда после СИЗО КГБ нас в баню на следующий день возили мыться): «А вы почему пошли баллотироваться?» И из его объяснений я понял, что человек этот шел на выборы исключительно из хороших, светлых побуждений. Он не за властью пошел тоже.

Понимаете, ты скоро умрешь, сколько там мы проживем? А сделать что-то для людей — важно.